ВТОРОЙ ИЗ ТРЁХ РАЙКИНЫХ НЕ ПЕРЕЖИЛ ПОЗОРА
– Сколько в Советском союзе знаменитых Райкиных?
– Трое: Райкин-отец, Райкин-сын и Райкин муж.
(Один из популярных анекдотов времён Перестройки)
Михаил Горбачёв, он же, как вы, надеюсь, поняли «Райкин муж», оказался на вершине власти в империи, именуемой Советский Союз, 11 марта 1985 года. Накануне, 10 марта ушёл из жизни Генеральный секретарь ЦК КПСС Константин Черненко. Период, который именовали впоследствии «эпоха застоя», в тот момент окончательно завершился и постепенно перешёл к другому, получившему вскоре название «Перестройка».
Не сомневаюсь, что среди вас, уважаемые читатели, заставшие Советский Союз, нет ни одного, на судьбу которых не повлияли бы личность и деятельность Михаила Сергеевича. Вдумайтесь в эту фразу и попытайтесь восстановить в памяти события, только не государственного, а абсолютно личного характера тех лет. Я попытался и вот что вспомнил.

Вечером 10 марта я с приятелями и коллегами из числа руководителей в системе бытового обслуживания (бытовки) отдыхал в лучшем ресторане Куйбышева «Жигули». Атмосфера была расслабляющая: элитное обслуживание уважаемых гостей, котлеты по-киевски под марочное кахетинское «Киндзмараули», приятные звуки классного джаз-ансамбля. Вдруг в перерыве между музыкальными номерами прозвучало сообщение о кончине очередного генсека. Все застыли в «минуте молчания», после чего подняли тост «за упокой», а потом – тост за преемника, которым стал самый молодой член Политбюро– Горбачёв. Именно эта фамилия фигурировала в официальном сообщении в качестве председателя комиссии по похоронам Черненко. По усопшему лидеру никто не плакал, и ресторанный процесс продолжился в прежнем ритме. И тут я должен вернуться по времени ещё на пять лет, в конец года 1980-го. Тогда по семейным обстоятельствам я был вынужден вернуться в Куйбышев в квартиру родителей, и сменил свою успешную научную деятельность в Тольяттинском политехническом институте на технико- административную должность заместителя директора филиала в производственном объединении «Куйбышевоблбыттехника». Мне тогда исполнилось 31 год, и я рассчитывал, что буквально через год вернусь к научной работе, но уже в Куйбышеве. Диссертация была давно практически готова, и вот-вот будет опубликована моя теоретическая статья в журнале Академии наук, а ещё – получу авторское свидетельство на ключевое для диссертации изобретение. Но события, связанные с пуском Головного
предприятия объединения «Облбыттехника», когда генеральный директор Михаил Исаакович Пойлин попросил меня курировать новый механический цех, задержали моё возвращение в науку. Красивое здание было построено в центральной части миллионного города, и обещало стать флагманом в масштабе российского министерства. Это было престижно и интересно. Так я создал практически новое производство и возглавил цех металлоизделий, выполнявший уникальные работы огромной номенклатуры. В мой красивый кабинет обращались за помощью известные люди: руководители театров,
медицинских центров, ВУЗов, отделов образования и пр. Помню, как однажды директор цирка приехал ко мне накануне гастролей знаменитого иллюзиониста Игоря Кио. Ему позарез нужно было сделать художественно оформленное ограждение балкона для музыкантов. Мои ребята создали натуральный шедевр из металла, а монтажом в здании цирка руководил я лично. А потом меня в качестве почётного гостя вместе с директором цирка принимал сам Игорь Кио, бывший скандальный зять Брежнева, с которым мне посчастливилось общаться и даже пить коньяк. А теперь вернёмся в год 1985. В момент прихода к власти Горбачёва я написал заявление об увольнении. Собственно, Михаил Сергеевич был тут не причём. У меня вышел конфликт с директором Головного предприятия Алпеевым, который мечтал поставить на мою, как ему казалось, «хлебную»
должность близкого ему человека. Тогда я подумал, что вот он, наконец, классный повод, чтобы вернуться в науку. Алпеев схватил у меня заявление, поставил свою визу и уехал в управление производственного объединения – в отдел кадров. Прошло минут двадцать. Я в своём кабинете начал собирать вещи, когда раздался звонок. Главный инженер объединения Владимир Яковлевич Нестеров срочно просит меня приехать. Приезжаю. Он спрашивает, мол, что случилось, ты что, говорит, с ума сошёл? Я в ответ успокаиваю его, мол ничего страшного, я давно собирался вернуться в науку… И тут он мне говорит, что освобождается должность начальника ОТК объединения, пойдёшь? Я усмехаюсь, говорю,что это несерьёзно, ведь это номенклатурная должность, которую утверждают в обкоме КПСС, а я – беспартийный, к тому же я – не Мазепов (тогдашний начальник ОТК), а
Сандлер. Кто же меня утвердит? А он мне – пробьёмся! Пиши заявление! И тут же просит секретаря соединить его с Москвой, с министерством, где сейчас генеральный директор Пойлин М.И. – в командировке. Через минуту его соединяют, и Нестеров рассказывает об идее назначить меня начальником ОТК. Михаил Исаакович смеётся, говорит, что идея неплохая, но он подписывать моё заявление не будет, говорит, что обвинят: мол, еврей продвигает «своих». А потом говорит Нестерову, что поскольку тот исполняет в данный момент обязанности генерального директора, пусть и подписывает, а потом пусть
договаривается с областным управлением бытового обслуживания. Формально ведь эта должность входит в их компетенцию. А пока Нестеров подписывает приказ о назначении мня и.о. начальника ОТК. Признаться, я был уверен, что меня не утвердят на должность, но было забавно понаблюдать, как будут развиваться события. Поэтому я решил отложить на время свои научные амбиции и планы и занялся вопросами реорганизации работы по управлению качеством в масштабе областного объединения.
Начав, как вы помните, писать о Горбачёве, я окунулся в свою личную историю. А как же Горбачёв? Действительно, Горбачёв, его личность, его должность незримо присутствует во всём, о чём я пытаюсь рассказать. Тогда прошёл чуть ли не год, прежде чем меня утвердили в должности, причём я стал не просто начальником ОТК, а заместителем генерального директора по качеству. И случилось это в значительной степени из-за Горбачёва и объявленной им Перестройки. Но лишь спустя годы мы узнали о роли в перестроечных процессах Раисы Максимовны, которая в семейном тандеме выполняла функцию локомотива. Я уверен, не было бы ни кооперативов, ни разрушения Берлинской стены, не было бы ещё много чего, наконец, не было бы Большой Алии в Израиль. Сам Горбачёв, детство которого проходило в сельской глубинке в страшные времена сталинской коллективизации, воспитывался на ярком примере пионера-героя Павлика Морозова. Потом была война и немецкая оккупация. До 19 лет он учился в сельской школе, параллельно работая на тракторе и комбайне. Он был подростком приласкан и захвачен пропагандистской машиной большевиков и НКВД. Получил орден за доблестный труд и без экзаменов был принят на юрфак МГУ. Там судьба его свела с удивительной студенткой-провинциалкой с философского факультета, ставшей его наставницей и путеводной звездой. Вся его дальнейшая комсомольско-партийная карьера была стремительной и удачной, во многом благодаря незауряднымзнаниям и способностям супруги.
О Горбачёве и его супруге мне рассказывал человек, дружбой с которым я горжусь. Это известный американский евангелист, профессор теологии, основатель фонда «Духовная дипломатия» и создатель «Всемирного центра святости» Майкл Моргулис, ушедший из жизни 18 ноября прошлого года. Несмотря на то, что он был существенно старше, обращался ко мне исключительно по имени-отчеству: Владимир Абрамович, ну а я – в ответ, звал его: Михаил Зиновьевич, и ему это нравилось. Моргулис встречался с Горбачёвым ещё в бытность последнего президентом СССР. Ниже – цитата из его публикации.
«Михаил Горбачев! Хотя мне больше нравилась его жена — Раиса Максимовна. Моя первая христианская телепрограмма «Возвращение к Богу» вышла еще во времена СССР. Шла по полчаса каждую неделю. Раиса Максимовна говорила: вот вы такой талантливый, но, если бы говорили меньше о Боге, было бы лучше. А я отвечал, что Бог — это единственное место, которое остаётся чистым в нашей грязной жизни. Она настаивала на своем — не Бог, а красота должна спасти мир! А я говорил, что Бог — это и есть красота. Потому что написано в Библии: Бог есть любовь… Раиса Максимовна была волевой, решительной утверждала: «Всё равно я с вами никогда не смогу согласиться». Но когда она умирала от лейкемии, то часто повторяла слова: «Господи… Господи… Слава тебе…»
Так рассказывали её близкие. За 10 дней до её смерти по просьбе близких ей людей я молился за неё и верил, что по Божьей милости она будет в том месте, где душам хорошо».
Когда в мае 1991 мы уезжали из СССР в Израиль, Горбачёва я, мягко говоря, не любил. Я не мог простить ему, как он пытался заткнуть рот Андрею Дмитриевичу Сахарову, как вёл антиалкогольную кампанию, породившую огромные очереди за водкой по талонам. Меня возмущала оголтелая антикооперативная кампания, начавшаяся буквально через год после принятия закона о кооперации. А попытки силового жестокого подавления акций протеста в Вильнюсе, Тбилиси и других местах. Наконец, безумная финансовая реформа по инициативе назначенного Горбачёвым премьер-министра Павлова. Горбачёв оставался
кумиром Запада, но его имидж внутри страны упал на самое дно. Мы были уже в Израиле, когда 19 августа услышали о попытке государственного переворота ГКЧП.
Наблюдая за происходившем тогда в СССР, я пришёл к выводу, что пленение Горбачёва в Форосе было, в определённой степени инсценировкой, что он сам, испугавшись от содеянного по идеям и под руководством Раисы Максимовны, пытался вернуться впрежнюю систему и «зажать гайки». Но на реальную бойню Горбачёв не решился и признал поражение. Зато теперь, когда Кремль развязал смертоносную войну, когда рушатся города и льётся кровь, когда миллионы людей вынуждены покинуть свои города и сёла, образ Михаила Сергеевича, который не смог пережить позора, видится похожим на ангела.
Он искренне любил свою жену и не был жестоким человеком.
Как говорят в России, пустьземля будет ему пухом!
Владимир Сандлер

