Сколько мнений может быть у двух евреев? А у трех?

   Что за глупый вопрос, скажете вы, ведь всем давно известно, что у двух евреев – три мнения. (Шутка!) А вот, сколько у трёх? Боюсь предположить, что этого никто не знает, и математические методы экстраполяции здесь не сработают. Но давайте попробуем разобраться в этом сложном вопросе на примере известной ашкелонской достопримечательности, именуемой «Французская деревня».

Я застал время, когда она, вернее «Кфар нофеш царфати» – так звучит на иврите это название, была одной из частных гостиниц Ашкелона. Безыскусные одноэтажные строения включают достаточно комфортабельные номера в стиле бунгало. Привольно раскиданные на большой территории приморского парка с цветниками и открытым плавательным бассейном, они привлекали отдыхающих и туристов из Израиля и других стран.

Массовая Алия 90-х из республик бывшего СССР породила проблемы, которых никогда ранее в Израиле не бывало. Огромное количество бывших советских пенсионеров оказались не в состоянии найти себе нормальную крышу над головой. Многие из них достаточно быстро сообразили, что в городах периферии цены на жильё гораздо дешевле, чем в центре страны. Правда, рабочих мест здесь почти не было, но пожилые работать и не собирались. Поэтому они ринулись в приморский Ашкелон, где быстро расхватали сдающееся на съём жильё. Цены тут же подскочили. Старики снимали сараи, халупы, где никаким комфортом, мазганами и не пахло. Летом было нестерпимо душно, а зимой – холодно и сыро. Стены покрывались чёрной плесенью, крыши зачастую протекали. Предъявлять претензии хозяевам жилья наши герои не могли – как по причине скромности и хорошего воспитания, так и из-за незнания языка. Промучившись год – до окончания срока договора, искали для себя другое жильё. Платили посредникам, перевозчикам. А через несколько месяцев история повторялась. Спасение пришло неожиданно. Первая «русская» партия – Исраэль ба-Алия вошла в Кнессет и в правительственную коалицию. Министром абсорбции стал «наш» Юлий Эдельштейн. Начали строить государственные комплексы для пожилых репатриантов, которые в русской прессе именуют странным термином «хостель». Но на проектирование и возведение зданий требуется время. А решение проблемы жилья для самых несчастных и обездоленных стариков нужно было найти немедленно. Тогда и возникла идея договориться с хозяевами Французской деревни, чтобы приспособить этот комплекс для проживания попавших в беду стариков. Хозяева были готовы заключить договор с министерством, но, естественно, не в убыток для себя. Когда нужно спасать человека, о расходах не думают. Договор был подписан.

Я впервые побывал во Французской деревне в далёком 1997 году, когда шли работы по обустройству кухонь, которых в гостиничном варианте не было. Я увидел уютные квартирки, в каждой туалет, душ и мазган. Территория сказочно красивая. Рядом море, национальный парк. Для жильцов проживание в этом райском уголке стоит сущие гроши. Расчёты с хозяевами – из бюджета министерства. Это выглядело подлинным чудом, прорывом, спасением людей, попавших в беду. Французская деревня стала первой ласточкой проекта министерства абсорбции под названием «микбацей диюр».

А теперь я приведу известную многим цитату из Оскара Уайльда: «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным!»

Уже в следующем году разразился скандал. В израильской прессе появились публикации, в связи с которыми летом 1998 года Юлий Эдельштейн вынужден был объясняться на заседании Кнессета. Тогда он сказал: "Я очень горжусь этим проектом. Он стал знаменем министерства абсорбции в сфере социального жилья". Критика проекта касалась исключительной финансовой сферы. Авторы статей задавали вопрос, почему министерство абсорбции желает обогащать владельцев апартаментов, предназначенных для обездоленных стариков за счет народа Израиля? Эдельштейн ответил: "У министерства абсорбции нет привилегии стоять в стороне и дожидаться, когда с небес придёт решение для тысяч стариков, не имеющих постоянного жилья!"

С той поры волны критики время от времени накатываются на высокий берег Французской деревни, иногда, как правило, в преддверии очередных выборов, достигая размеров цунами.

Прошло 25 лет. Несколько раз поменялся контингент проживающих в уютных домиках, сменился и состав «активных борцов» за права жильцов. Что касается первых, я беседовал со многими из них и узнал, что значительная часть нынешних жителей репатриировались в Израиль относительно недавно. Это уже совсем не те попавшие в беду старики. Некоторые имеют собственные авто. Другие имеют средства и возможность снимать приличные квартиры на свободном рынке, но предпочитают проживать в небольших, но комфортабельных квартирах в этом райском уголке. Даже совместное с соседями пользование кухнями их не напрягает. Напротив, они получают удовольствие от общения с друзьями. Мне в этот момент вспомнился почему-то фильм «Покровские ворота», где коммунальная квартира отнюдь не выглядела как «воронья слободка» Ильфа и Петрова.

Видимо, желая наработать некий политический капитал, новоявленные «защитники узников гетто» устраивают провокации, уговаривают попавших под их влияние жителей подавать жалобы в полицию. При этом сами «борцы за справедливость», а по сути, маргиналы, мало разбираются в израильской действительности, если хотите, местной специфике. Имея зарубежный, в основном российский опыт, не зная языка нашей страны, они пытаются перенести тамошние нарративы, столь характерные для коррупционно-диктаторской системы управления, на израильские условия. Я не упоминаю имён этих людей, надеюсь, что читатели и прежде всего – жители Французской деревни, догадываются,  о ком идёт речь. Добавлю лишь, что их желание «освободить и спасти томящихся в заточении» напоминает мне зомбированных российских солдат, желающих освободить от «нацистского гнёта» граждан Украины. Они не понимают, почему люди их не встречают с распростёртыми объятиями, а наоборот, с оружием в руках героически сопротивляются.

Возвращаясь к заголовку  статьи, хочу подытожить, что высказывая своё собственное, замечу – достаточно компетентное, мнение по теме Французской деревни, я не ставлю себе цель кого-либо обидеть, особенно тех, кто ищет для поднятия своего имиджа «правозащитника» объекты и людей, якобы нуждающиеся в их «бескорыстной» помощи. При этом уверен, что начинать очередной цикл полемики по данному вопросу нет резона. Напомню, мы это уже не раз проходили.

Владимир Сандлер

P.S.

Материал был готов к публикации, когда Ница Шитрит – директор Французской деревни, пригласила представителя редакции журнала – Алёну Кацман, чтобы та своими глазами увидела условия, в которых проживают постояльцы и смогла с ними пообщаться.

– Первое, на что я обратила внимание, – делится впечатлениями Алёна, – это очень чистая и ухоженная территория, которая просто утопает в цветах. Настоящий райский уголок, этакий «ган эден» на берегу моря. Встретила меня Ирина, которая работает здесь администратором уже много лет. Я увидела, что Ира для обитателей деревни – очень важный и незаменимый человек. Ведь она говорит по-русски, и жильцы по любому поводу обращаются именно к ней. Она знает каждого поимённо и говорит обо всех с большой теплотой.

Из беседы с Ницей Шитрит я узнала, что она работает директором Французской деревни уже более 30-ти лет. «К сожалению, мои родители ушли из жизни рано, я очень скучаю по ним. Возможно поэтому забота о пожилых людях –  это не просто работа, к каждому из них я отношусь как к родному, как к члену моей семьи. – Говорит Ница. –  Я делаю всё от меня зависящее, чтобы жители ни в чем не нуждались. Каждый из них освобожден от таких трат, как плата за воду и электричество. В каждой комнате есть кондиционер (мазган). Если что-то ломается, мы немедленно ремонтируем. Мы торжественно отмечаем все праздники и памятные даты, устраиваем мероприятия: концерты, представления, лекции».

Ница провела меня по всей территории. Я увидела шикарный плавательный бассейн, который работает два раза в неделю под присмотром спасателя. Есть кабинет музыки и бейт-кнессет, зал торжеств и даже загон с лошадьми. Имеется старое большое убежище и ещё 15  новых защищённых помещёний, установленных недавно поблизости от квартир.

Мы прошлись по проходам-улочкам между жилых апартаментов. Я с удивлением наблюдала, с какой теплотой жильцы встречали Ницу, некоторые даже обнимали. Выстроилась целая очередь моложавых бабушек, приглашавших пройти к ним в гости. Всех желающих обойти не успела, но ко многим удалось заглянуть и пообщаться. Милая женщина по имени Бэкки Перец, которая родилась в Болгарии, в городе Варна в 1938 году, с улыбкой дала мне краткое интервью.

– Бэкки, Вы давно живёте здесь?

– Более двадцати лет и не променяю это место ни на какое другое! Ко мне сюда приходят дети, внуки. Здесь я чувствую себя свободной и в полной безопасности. С удовольствием общаюсь с соседями и не испытываю одиночества. Мне очень неприятно, что какие-то люди пишут и рассказывают нехорошие вещи о работниках нашей Французской деревни. Как я могу равнодушно относиться к этому? Мне больно от того, что некоторые непорядочные люди обливают грязью нашу Ирину, которая всегда готова выслушать, помочь и отдаётся работе всем сердцем. Ница делает всё, чтобы нам было комфортно, мгновенно решает все проблемы. А есть люди, которые непонятно зачем нагло врут, сравнивая место, где мы живем с гетто. Они не дают нам жить спокойно. Как смеют они вообще произносить такое слово!? Разве они понимают, что означает это страшное слово? Мы пережили непростые времена, включая Холокост. В современном мире столько больших проблем, войны, болезни, человеческие трагедии, а этим людям лишь бы пиариться и наводить тень на плетень. Я благодарна Всевышнему, что живу на благословенной Земле Израиля. Здесь, на чудесном берегу моря, красота, тишина и спокойствие! Я прошу, сделайте всё, чтобы нас оставили в покое.

– Спасибо, Бэкки, за Ваше мнение, хочу пожелать Вам здоровья!

Я общалась с этими женщинами и удивлялась, как же прекрасно они выглядят для своего возраста. Активные, жизнерадостные. Хочется отметить, что во Французской деревне живут люди самостоятельные, руководство тесно сотрудничает с социальными службами и ведомством национального страхования (битуах леуми). Когда кому-то из жильцов требуется помощь по уходу, его переводят в соответствующее состоянию его здоровья учреждение.

Алёна Кацман